БОЛЬШАЯ ДЕВОЧКА ТВЕЙН

Когда-то она жила в небольшом городке, и не всё в ее жизни складывалось удачно. Теперь ее альбомы продаются тиражами 30 миллионов копий, а сама она является сексуальной зеленоглазой дивой отнюдь не кантри музыки, но при этом Шанайа Твейн остается очень милой особой, за что ей огромное спасибо. Спасибо и за то, что, хоть она и живет в уединении в своем швейцарском особняке вместе со своим таинственным супругом, но журналу “Q” в интервью не отказала. «Я люблю повеселиться», – предупредила она Джона Айзлвуда (John Aizlewood).

Сейчас без семи минут восемь вечера, среда, 18-ое августа, и пара «Мерсов» едет друг за другом по мокрым от дождя дорогам северного Лондона. Их двое, но цель одна - убедиться, что Шанайа Твейн, продавшая в этом году больше альбомов, чем любая другая женщина на этой планете, прибудет в “Roundhouse Theatre” до того, как часы пробьют восемь.

Шанайа Твейн не ходит по театрам, как простые смертные. Все в “Roundhouse” были предупреждены, что если суперзвезда изъявит желание посетить их представление, то приедет ровно в восемь, когда погасят огни в зале, как делал Луи XIV – знаменитым людям не нужно сталкиваться лицом к лицу с их обожателями. На самом деле, Твейн предпочитает личные встречи, а не толпу народа.

Организаторы в “Roundhouse” попросили позвонить им в 7:55, чтобы убедиться, что свита Твейн встречена и размещена в их апартаментах. Правда у Даррена есть идея получше.

Даррен – высокий, худой, приятный черный парень в очках, – все планирует иначе. Этим вечером он охраняет Шанайу Твейн. У опытного телохранителя всегда должно быть два плана, и у Даррена они есть. План А: быть вежливым со всеми, если удастся. План Б включает в себя «стать невежливым, но это вовсе не обязательно». Даррен предпочитает звонить в промежуток между шестью и восемью минутами. Если люди у “Roundhouse” будут ждать Шанайу, то это лучше, чем путь в обход.

Как по волшебству, по радио в машине играет песня Шанайи Твейн, и она восхищенно вздыхает. Еще более волшебно то, что вокруг Камден-Тауна нет пробок, и в 19:58 Твейнмобиль прибывает на место.

Здесь старомодные традиции, – как например, остановка, вылазка и проход в тишине, – не пройдут. Машины съезжают к заправочной станции, находящейся напротив “Roundhouse”. Лишь то, что машины подъезжают друг к другу, соприкасаясь дверями со сторон пассажиров и следующее за этим не громкое восклицание "Черт!" привлекают внимание.

19:59 - Представители Твейн останавливают движение, чтобы пересечь дорогу и найти людей из “Roundhouse”. Много машут и жестикулируют. Останавливают опоздавших в театр. Даррен мотается повсюду. Доверия «покупатели бензина» не подорвали, но он злится, что выход заблокировали.

20:00 - Очевидно, Шанайа Твейн сидит одна в «Мерседесе», скрытая тонированными стеклами. Ее приветствуют симпатичная женщина и мужчина в бейсболке и наушниках. Снова куча эмоций.

20:01 – «Осталось не долго», – говорит кто-то из людей Твейн. С противоположной стороны дороги нам снова машут.

20:07 – Шанайа выходит из «Мерседеса» и улыбается публике, которой «не существует» (прим. т.е. публика есть, но обещали, что ее не будет). Движение в северном Лондоне было приостановлено, что вызвало очереди до самого Северного проспекта. Она переходит дорогу Чок-Фарм-Роуд и пожимает руку женщины из “Roundhouse” в менее королевской манере, чем королева Елизавета II, но это только кажется. Мы встречаемся внутри. “Q” зигзагообразно, как шпион, подбирается к певице.

20:08 - Время шоу! Огни затухают! Грим! Ура!

20:09 – Снова ошиблись. Шанайа Твейн желает пройти в туалет. Включают свет. Женщина снизу начинает возмущаться.

20:11 – Шанайа Твейн безопасно (и, надо заметить, довольно быстро) возвращается.

20:12 - Время шоу! Ура! И т.д.!

Говоря о шоу, можно заметить, что его стоит увидеть. Стоящей публике его феерично представила изящная танцевальная аргентинская группа, которая прыгала с высоты, кричала и зажигательно танцевала в течении 90, наполненных смыслом, минут. Было здорово.

Шанайа Твейн, к счастью, никаких проблем не вызвала. Ее никто в зале не узнал, как в старые добрые времена, и она, казалось, даже не заметила, как ее помощники образовали вокруг нее круг. Она хихикает, указывает пальцем на фигуры, пролетающие над ней, хлопает глазами, когда зрители, в 40-ка футах над ней, начинают танцевать, раскрывает от удивления рот, когда мужчина идет вверх тормашками отдельно от платформы, на которой прыгает другой человек.

Когда загорается свет, Твейн выходит и останавливается, только чтобы еще раз пожать руку женщины из “Roundhouse”. Движение уже остановлено, возможно, по согласию самих водителей. На другой стороне дороги ждет «Мерседес». Шанайа Твейн пристегивает ремень и делится впечатлениями о шоу.

«Просто фантастика! Я никогда ничего подобного не видела. Очень уникально, оригинально и фантастично. Оно вызвало столько чувств. Очень, очень интересно. Весело и страстно. Вау! И очень энергично».

Потихоньку она приходит в себя.

«Знаете, что? – признается она, гримасничая. – Мне не нравится, когда люди обращаются со мной, словно я звезда. Я тогда чувствую себя неуютно. В нормальной общественной среде я не хочу, чтобы ко мне относились по-особому или не так, как с другими. Это меня очень беспокоит. Я этого терпеть не могу. Если я иду в клуб, то всегда по-простому. Иногда я удивляюсь тому, как долго люди меня не узнают. Чем больше ты ведешь себя так и не берешь с собой кучу народа, тем более нормальным человеком ты можешь быть. Я часто так себя веду, поэтому у меня есть примеры, когда меня никто не трогает».

Она внимательно смотрит на ночное движение по Бейкер-Стрит, прикусывает нижнюю губу и сжимает кончики пальцев вместе. Ее глаза горят, как гранит.

В центральной Канаде, в городе Виндзоре, штат Онтарио, который находится в 500 милях юго-западнее столицы Торонто, 28-го августа 1965 года у склонной к депрессиям Шэрон и занятого другими делами Кларенса Эдвардса, родилась Айлин Реджина Эдвардс.

Кларенс сбежал, когда Эйлин было два года. Шэрон вместе с двумя дочерьми переехала на север, в Тимминс ("В город с золотым сердцем") – город с золото-добывающей горной промышленностью, населением в 50 тысяч человек и проблемами с трудоустройством. Зима здесь длится с конца октября до середины апреля, а холодный ветер означает, что температура здесь падает до -80 по Фаренгейту. Когда Эйлин было шесть, частично ирландка Шэрон вышла замуж за чистокровного индейца Оджибве, Джерри Твейна. Потом Шэрон проводила дни напролет в постели, будучи в расстройстве, а Джерри, которого очень полюбили его приемные дочери, боролся за спасение лесов, и члены семьи голодали. Но самой большой проблемой был холод. Боже, как же там холодно!

«Есть очень много приятных историй, – делится бывшая Айлин Твейн в одном из шикарнейших отелей Лондона, “Claridge’s”. – Хотя они и не очень приятные. Часто бывали деньки, когда мы крутились вокруг печи, потому что у нас не было денег оплачивать счет за отопление. Мы ложились спать в куртках, потому что мы буквально замерзали. Это не те условия, в которых хотелось бы жить – так и умереть можно. Не думаю, что наши родители позволили бы нам умереть, они бы защитили нас, но мы, действительно, переживали это, как могли, мы дошли до грани. Мы справились, и это меня радует. Преодолеть немного трудностей, не так уж плохо, это ведь не конец света, это лучше, чем унижение. Дети чувствуют себя наказанными, если их отделяют от семьи из-за бедности, так что мы делали все, что могли, чтобы скрыть это от других людей, чтобы нас, детей, не забрали».

К счастью, Айлин могла петь и «совсем немного» играть на трубе. Ее отчаянные родители будили ее в полночь и отвозили в клубы Тимминса, где после полуночи прекращали продажу алкоголя и проводились музыкальные мероприятия, так что это было законно, хоть и юридически необычно, что восьмилетняя девочка поет на закрытие с 12:30 до 1 ночи, исполняя песни Me & Bobby McGee, что-то из творчества Долли Партон (Dolly Parton) и песни собственного сочинения, для исполнения которых она лично записывала ноты и раздавала группе. А вот интересно, власти об этом знали?

«Гм... я это не афишировала. Я не приходила в школу со словами: "Сегодня до двух утра я выступала в баре". Бары давали мне 20 долларов, и для моих родителей это был способ научить меня чему-то».

Публика, конечно, была не в себе от количества выпитого алкоголя.

«Я жутко боялась. Я жутко боялась публики. Хорошо, что мои родители меня поддерживали. Если бы я поступала по-своему, я бы выбрала легкий путь и осталась бы автором песен, а не стала исполнителем. Я любила музыку, но я никогда не хотела быть исполнителем».

В начале 80-х у канадского правительства начался один из эпизодических приступов вины за столетия уничтожения индейской культуры и самих индейцев, поэтому индейцам разрешили вести бизнес. Джерри Твейн был один из счастливчиков, и у него появилась лесная плантация. Айлин до этого работала в McDonald's («Я научилась этической работе, этикету и дисциплине»), а теперь разрывалась между поездками по всему Онтарио и работой прорабом.

«Я так по ней скучаю, но это была трудная работа. Часто я чувствовала себя неспособной встать в четыре часа утра, чтобы посадить дерево. Я была одной из рабочих. Правда, была. Я работала так же, как и они, а если что-то случалось, то даже больше них. Я была настроена как против прогулов, так и против переработок, и рабочие меня уважали».

Хоть она и ни на кого не ругалась и не употребляла нецензурных выражений в адрес рабочих, она была достаточно строга.

«Я могла объяснить людям, как и что делать, несколько раз. Если они и потом не понимали, как это делать правильно, я их отпускала. Если они обманывали, я их увольняла, и все, что им оставалось, это пойти к ближайшей дороге. Это могло занять день. Обман одних подводит других. Какое оскорбление!»

«Я – человек, который действует, мыслит, не тот человек, который плывет по течению, но я бы не сказала, что я рабовладелец, который заставляет несчастных людей на него работать. У меня работают взрослые, ответственные, надежные люди. Я требую от других того же, чего я требую от себя, и я считаю, что это лучшее мое качество. Мне кажется, этот устав очень хорошо работает».

В возрасте 22-х лет Эйлин Твейн переехала в Торонто, чтобы петь. 1-го ноября 1987 года в Тимминсе нагруженный древесиной грузовик повернул поперек дороги и врезался в приближавшийся автомобиль, чьи водитель и пассажир, Джерри и Шэрон Твейн, погибли мгновенно.

«Теперь иногда, к сожалению, я живу будущим и завишу от времени – оно способно управлять тобой, если ему это позволить, – спокойно объясняет их дочь. – Но если так много жить будущим, оно может оказаться пустым, и жизнь будет идти мимо вас. В каком-то смысле, вы должны быть довольны тем, что есть, нужно преодолеть эту грусть».

Это сделало вас более холодным человеком?

«Нет, это сделало меня теплее, гораздо теплее. Я стала более эмоционально уязвимой и чувствительной, зная, как хрупка жизнь. На каждом это отразилось по-разному, а я дала выход эмоциям, и смогла овладеть положением».

«Когда происходит какая-то трагедия, вот как эта, например, вы понимаете, что не можете контролировать всё. Такие вещи случаются, и с ними ничего нельзя поделать. И легче принять этот факт и расслабиться. Нужно направить все усилия на попытки быть счастливее. Я проходила через многое, опуская щит. Я теперь не такой уж и борец. Вообще-то, я стала слабее, но это ничего, я не против. Теперь я живу в большем смысле, чем когда-либо раньше».

Старшая сестра Твейн вышла замуж, поэтому Айлин пришлось заботиться о младших братьях и сестре. В следующем июне они переехали на 300 миль южнее, в Хантсвилл, Онтарио, где Айлин выступала в шоу в стиле Вегаса. Четыре года спустя свободный от семейных обязательств и много зарабатывающий во многих направлениях Дик Франк (Dick Frank) увидел ее выступление и заплатил за нее, чтобы она переехала в Нашвилл.

«Тут не было компромисса. Я не говорила: "Ну, может, побуду немного кантри певицей, и посмотрим, справлюсь ли". Я была так привязана к кантри, что для меня это было естественно».

Имя Айлин Твейн посчитали совсем не соответствующим стилю кантри. Потерять фамилию Твейн для девушки означало предать родителей, поэтому она использовала оджибвейское слово “Shania” (что означает "я на своем пути") как христианское имя.

Альбом 1993 года в стиле кантри, названный в честь себя любимой, ничей мир не встряхнул. Он прошел незамеченным, если не считать клип, снятый Шоном Пенном (Sean Penn) “Dance With The One That Brought You”. Твейн - автор песен, прежде всего, но для этого альбома написала текст только одной песни - “God Ain't Gonna Getcha For That”.

«Я не ожидала, что стану супер мегазвездой после этого».

Тем временем, другое видео – клип на единственную качественную песню альбома, “What Made You Say That”, привлек внимание южно-африканского мультимиллионера-затворника Роберта Джона "Матта" Ланга (Robert John “Mutt” Lange), продюсера самых успешно-продающихся работ Def Leppards, Брайана Адамса (Bryan Adams), Backstreet Boys, Boomtown Rats, AC/DC и композиции “Heartbeat City» группы The Cars. Больше гуру, чем продюсер, Матт Ланг жертвовал ради своих хитовых проектов большим, нежели некоторые из них признавали, и больше, чем кое-кто из остальных, знал. Матту Лангу нравилось то, что он видел в Шанайе Твейн, и он видел что-то в том, что он слышал.

Вскоре парочка болтала по телефону и вместе писала песни. Они встретились в Нашвилле в июне 1993 года, а в декабре уже поженились. Матту Лангу, примерно, 50 лет. Он – таинственная, неуловимая фигура, которая редко попадает под прицелы камер и никогда не дает интервью.

Как вы зовете его? Роберт?

(Сдержанно) «Нет!»

Роберт Джон?

(Кратко) «Нет».

Роберт Джон Матт?

(Раздраженно) «Вообще-то, говоря о нем с другими людьми, я называю его Матт, но сама называю его Любимый (Love).»

А его мама? Как она его называет?

«Джон, если что. Его мама звала его Джоном».

Вы понимаете, что ваш брак со стороны выглядит странным?

«Возможно, но если бы я могла быть, как он, то была бы. Мы с ним очень похожи. Я уважаю, ценю и завишу от него. Он не хочет быть знаменитым, просто потому что женат на знаменитой персоне, и это проблема. Он всегда таким был, и это его хорошее качество».

Вам становится одиноко от того, что его никогда нет рядом?

«Ох да, я не люблю быть вдалеке от него. Я это ненавижу. Ненавижу быть не с ним».

Вы когда-нибудь, возвращаясь, скажем, с церемонии награждения, говорите ему: «Где ты был? Ты был нужен мне»?

«Нет. Я это никогда не принимаю всерьез. Кто-то из членов семьи всегда едет со мной. Мне не нужно сидеть, держась за руку мужа, и приговаривать: "Я буду победителем, я получу эту награду". Это грустно, и я не такая. Господи, нет ничего такого, для чего там мне нужен был бы мой муж».

Почему его нет на свадебных снимках?

«Вообще-то, он на них есть! Он на многих из них есть. Я дала прессе одну фотку, где его нет, ведь он не мог везде успеть».

Разве это не странно?

«Нееет. Быть парой знаменитости для него очень неприятно, скучно, обычно и его это смущает, и я это абсолютно понимаю. Какое отношение это, черт побери, имеет к моей музыке? Никакого!»

Какой он из себя?

(Глубоко вздыхает): «Вам бы он понравился. Его любят все, кто его знает. Ему нравятся интересные беседы; он очень умный человек; он много читает, фанатик истории; ему нравится мода, и он старается идти в ногу со временем во всем; ему нравятся эстетические вещи, что очень выгодно мне, как женщине, когда мы ходим по магазинам. В то же время, он фанат спорта и любит европейский футбол. Он замечательный парень. Очень нежный. Люди получают от него позитив и любят его, он очень милый и добрый. Нет человека, к которому он бы не нашел подхода. И еще он также энергично занимается садоводством».

Почему же тогда вы говорите, что у вас проблемы с сексом?

«Да вы что! Никогда я такого не говорила! Я могла сказать, что я не очень сексуальный человек, не из тех, кому нужен флирт. Мои клипы сексуальны, и это очень весело, но я сама не особо сексуальна, я не такая. Я люблю повеселиться, конечно. В общем, за закрытыми дверьми мой муж находит меня вполне сексуальной. Было бы ужасно, если бы он не находил, грустно и для меня, и для Матта».

Муж стал партнером жены в написании песен и продюсером, а также выплатил неустойку звукозаписывающему лейблу в размере 500 тысяч долларов из своего кармана, когда работа над альбомом “The Woman In Me” растянулась на год и не была закончена вовремя. Так “The Woman In Me” стал самым дорогим альбомом. Только это не было кантри в полном понимании этого слова. На обложке альбома певица выглядела привычно для Нашвилла (фотографии делал Джон Дерек (John Derek), а его жена Бо (Bo) ассистировала), но на оборотной стороне Твейн была с голым животом. Это было неестественно для этой среды и раздражало Нашвилл больше, чем все, что она когда-либо делала, включая альбом не в стиле кантри, хотя теперь кажется ненормальным, когда начинающие звезды кантри прячут животы.

А что, если бы вы были некрасивой?

«А я и была некрасивой! Я очень не красивая!»

Ой, прекратите сейчас же.

«Нет, нет! Я была очень некрасивой! Я выглядела, как мальчик, а у меня были две красивые светловолосые сестры. Не все, кто успешен, красивы».

Вы никогда не показываете свои ноги. С ними что-то не так?

«Они не очень. Я бы сказала, они слишком накаченные».

Песни были с легким намеком на американское кантри, но в остальном в них чувствовалось влияние культур других народов. Потом альбом разошелся тиражом 12 миллионов копий, причем не было тура в поддержку альбома. А в Хантсвилле, тем временем, попал в тюрьму за кражу автомобиля ее родной брат Марк, что, должно быть, очень ее огорчило.

Когда Твейн была ребенком, семья проводила выходные в Маттагами Ферст Нэйшн (организация по защите коренных американцев – индейцев), изучая культуру. Вместо печенья они ели мясо диких животных, поэтому Джерри готовил мясо лося или сильно прожаренные лепешки с яблоками, а сверху намазывал джем. Айлин это любила:

«Это была одна большая семья, спать можно было на любой кушетке».

Джерри принял ее, как свою дочь, и она была официально зарегистрирована как индианка, но чем известнее она становилась, тем больше подвергалась нападкам из-за различий в происхождении приемного и биологического отцов.

В апреле 1996 года вышла статья в “Timmins Daily Press”, наиболее обидная из всех. Там писали, что ей нужно «гобелен ткать из своей полуправды и совершенной лжи», чтобы испортить ей репутацию и лишить наследия, которое, как ни парадоксально, у нее, фактически, было.

Почему же ложь? Вы были погружены в индейскую культуру.

«Я могу это понять. Честная правда заключается в том, что я никогда не представляла Джерри Твейна, как приемного отца. Он всегда говорил, что в семье нет фаворитов. Он никогда не напоминал нам, что мы приемные дочери: мы были одной семьей. Мы это воспринимали серьезно, и так нам было хорошо. Теперь, если бы кто-то сказал, что я была приемной дочерью, я бы не обиделась, не удивилась и не принялась бы оправдываться. Я это не скрывала. Я не представляю, как можно делать такие заявления, основываясь ни на чем. Это смешно».

А обязательно утверждать, что вы индианка?

«Вообще-то, это даже обидно. Почему это должно иметь значение? Это потому что Джерри Твейн принадлежал к другой культуре, что, в свою очередь, привело к тому, что я утверждаю то, чего нет? Нет, это не правда. Я по статусу индианка. Меня приняли в племя. Я официально являюсь его дочерью! Да! Никогда не думала, что мне придется давать объяснения. Не думала, что это такое великое дело, но, очевидно, я заблуждалась».

Вы когда-нибудь встречались со своим отцом?

«Думаю, нам представляли друг друга пару раз. Моя сестра его как-то встретила. Моя мама рассказывала о его семье, где они жили, чем занимались и всего остального по чуть-чуть. Она говорила, что они были частично индейцами, поэтому я всегда верила, что в нас текла индейская кровь. А теперь я расстроена».

Говорила ли ваша мама правду?

«Полагаю, да (она заговорщицки понижает тон и упирается локтями в живот). Она рассказывала, что они этого стыдились и никогда не признавали. С тех пор я поговорила с моим дядей, и он сказал, что у них были индейцы в роду, но они это отрицают. Очевидно, моя прабабушка была индианкой и вышла замуж за белого. В те времена такое поведение не было необычным для таких женщин – им приходилось отрекаться от статуса индейцев и покидать резервацию, так что очень-очень вероятно, что ей пришлось оставить семью и никогда не вернуться в нее. Очень часто о людях судят предвзято. Это моя правда, на насколько она верна, я не знаю. Я понимаю, что люди принимают это за ложь, но я не лгу. Что я могу сделать? Мне очень жаль. Хотя, вообще-то, мне совсем не жаль».

Ее бабушку по отцу зовут Реджиной Натбраун (Regina Nutbrown).

Морковный пирог из “Claridge’s”, Шанайа?

«Ммм, умоляю».

Что вы думаете?

«Слишком сухой. И я не думала, что бисквиты так крошатся, хотя они ничего. Но я предпочитаю “Ritz”. Я там пила чай с мужем, и там просто восхитительные булочки. Эти не выглядят домашними, больше похожи на те, что вытаскивают из упаковок, но, надеюсь, я ошибаюсь. Ой, боже, мы же не пишем им хвалебный отзыв, ха-ха! Мне следует из-за этого переживать? Ну, чай тоже довольно крепкий. Если вы ценитель чая, то вам следует попробовать “Earl Grey” и скажите, как вам. Сейчас во мне говорит британка».

Когда пришло время выпускать новый альбом Шанайи, Матту Лангу не пришлось воспользоваться своим карманом. Европейскую версию альбома 1998 года “Come On Over” обсуждали PMT и VPLs, но кантри было практически исключено на этой версии, а вот в северо-американской версии было больше скрипок и педальных гитар. Она стала первой женщиной, продавшей больше десяти миллионов копий следующих друг за другом альбомов. Заключительной песней альбома была “Rock This Country!”, которую, кстати, очень полюбила Типпер Гор. Таким образом, Шанайа показала Нашвиллу кукиш. Она отвернулась от них.

«Показала ли я Нашвиллу? Да, но это не было моим намерением. Нашвилл – город очень маленький, и его контролирует маленькая группа людей. Не правда, что они пытались препятствовать мне, просто они не были уверены. Нужна возможность получить поклонников, а потом тогда можно расслабиться. Индустрия начинает вращаться вокруг вас, что и случилось со мной. Я не держу на них зла. Такова жизнь».

Теперь, будучи «одной из самых востребованных артистов в поп-музыке» и оставив позади до-нашвиллские дни, она редко исполняла кантри, так что она предала не так уж много и не многих, и ведь она усердно работала, чтобы это получить. Но шумиха неизбежно начинает стихать, и теперь она хочет писать песни для пластинок других исполнителей, прежде чем выпустит новый альбом.

Вам нравится ваша музыка?

«О да, но мне она больше нравится на творческой стадии, чем в законченном виде. Когда вы ее уже записали, она останется в таком виде навсегда. Как поклонница, я ненавижу, когда во время живых выступлений песни изменяют так, что их даже не узнать, но это ограничивает творчество. Новизна, спустя время, проходит».

Были бы вы менее успешны без Матта?

«Я бы не сказала, что достигла бы такого уровня. Матт волшебник и маг. То, что мы делаем – это волшебство, так что было бы смешно смотреть на это по-другому. Необязательно это должен быть Матт, но нужен был бы человек, понимающий, как работать с тем типом артиста, к которому я принадлежу».

Она говорит, что искренне хотела бы быть в их главной резиденции – шато в Ла Тур-де-Пей недалеко от Женевы – с Маттом, лошадьми и посудомоечной машиной, которая также служить плитой.

«Матт знает оба языка, хотя и слова по-французски не знал до переезда. Он прекрасно приспособился. Просто идеальный парень».

Разумно предположить, что в телефонной базе Женевы Матта Ланга нет под буквами "М" и "Л". Таково влияние Твейн. Она может попросить свою компанию не рекламировать ее в Швейцарии.

Она делает паузы, и поклонникам они кажутся вечностью. Она очень мила, но ненавидит давать интервью почти так же, как выступать на телевидении – правда, и то, и другое неизбежно. Иногда она выглядит привлекательной – то, как она трансформируется в «лисицу» прямо под прицелом камеры, поражает, – иногда она выглядит жутко уставшей.

«Можно сказать, в эти пять лет я работала больше, чем мне хотелось бы, но я ни о чем не жалею. Девушка должна работать. Если хочешь добиться успеха, нужно жертвовать временем. Я пожертвовала, но я не смогу это делать всегда».

Она не курит, она не пьет, а еще, после замужества, она стала вегетарианкой. Что же она делает?

«Я танцую».

Прошу прощения?

«Я не шучу! – ее лицо оживляется, зрачки расширяются и впервые за 10 часов, проведенных в компании журнала “Q”, она впадает в мечтательное состояние. – Я танцую в гастрольном автобусе после шоу, пока автобус едет. Я могу протанцевать всю ночь, особенно, если автобус едет по хорошей, прямой, подходящей для танцев, дороге. Даже если мы открываем окна, и получается сквозняк, мы продолжаем танцевать и носиться по всему автобусу. Это сложно, трудно, весело и увлекательно. За сценой мы тоже порой танцуем. Это помогает размяться, повеселиться, и я много танцую. Сейчас мне этого не хватает. Надо научить мужа танцевать».

Конечно, для такого человека это пустяк.

«Эй! – она грозит пальцем и хихикает. – Это не так-то просто, нужно учиться. Сначала база, потом творчество. У Матта, очевидно, получится. Он очень музыкален, так что научится. И тогда мы с ним будем танцевать вокруг шато».

Статья/интервью из журнала “Q”, октябрь 1999 года

Оригинал: недоступен

Автор: John Aizlewood

Переводчик: Carolina