ШАНАЙА ТВЕЙН: «Я НЕ БЫЛА УВЕРЕНА, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ БУДУ СНОВА ПЕТЬ»

После серьёзной болезни и развода певица рассказывает о том, что стоит за её первым за 15 лет альбомом.

Не укус клеща и перенесённая болезнь Лайма заставили Шанайу Твейн сомневаться в своём будущем. И не всё увеличивавшаяся пауза после последнего альбома – проданный тиражом 20 миллионов “Up!” вышел 15 лет назад. И даже не широко освещавшийся в СМИ развод с её мужем, продюсером и творческим партнёром, «Маттом» Лангом. Это был момент, когда врачи начали втыкать иглы в её гортань.

Канадская суперзвезда не выпускала альбомов с тех пор, как люди сметали с прилавков компакт диски. Но после нескольких горестных лет вернулась её неотвратимо цепляющая взрослая поп-музыка, с редкими намёками на кантри-звучание, с которого она начинала. Самостоятельно написанный альбом “Now” – первый после релиза “Up!”, третьего в череде «бриллиантовых» альбомов по результатам продаж, превышающих 10 миллионов копий, только в США.

Твейн и Ланг разошлись в 2008 году и развелись двумя годами позже после его измены с её лучшей подругой, Мари-Энн Тибо. Удача не изменила таблоидам, поскольку Шанайа нашла утешение в объятиях бывшего мужа Тибо, Фредерика, за которого она вышла замуж в 2011. И одновременно она воспитывала Эйжу, её общего с Лангом сына, которому 16. Она выступала живьём, исключительно в Лас-Вегасе, но альбом тогда в планы не входил. Шанайа весело описывает тот период как «кошмар».

Мы в шикарном лондонском отеле, где она потягивает воду и источает радость, не всегда заметную во времена её первого успеха в Великобритании. Начиная здесь в 1998 году с “Come On Over”, уже ставшим сенсацией в Северной Америке, она всегда была вежлива, но часто безразлична. Она признаётся, что думала, что игра может быть закончена, когда в результате болезни Лайма у неё развилась дисфония – невозможность нормально пользоваться голосовыми связками. Существенно пострадал голос. Долгое и изнуряющее лечение началось задолго до первых мыслей о записи альбома.

«Я не была уверена, что когда-нибудь буду снова петь, и сначала нужно было разобраться с этим, – говорит она. – Даже если я разберусь, то что будет? Если окажется, что после всех этих попыток я всё равно не смогу выдать качественный голос, достойный записи? Было много неизвестного, что очень тревожило».

После болезни Твейн в течение 24 недель проходила лечение и страдала от миллисекундных потерь сознания. Это всегда не хорошо, но особенно, когда ты на гастролях. «Я чувствовала их приближение, – говорит она. – Помню, что держала глаза широко открытыми, насколько это было возможно, чтобы, когда всё пройдёт, не потерять равновесие. Я просто старалась не оказаться на краю сцены. Я отыграла так, как минимум, 10 концертов».

В итоге она потеряла голос, но никогда не связывала это с болезнью, пока новый врач ни установил связь. Тогда и началось веселье. «Мы делали этот тест, во время которого они втыкают пять длинных игл в гортань, – объясняет она. – Это неприятно. В каждой из складок есть по одному нерву, и в моём случае оба нерва атрофированы. Кто бы мог подумать, что для решения моей проблемы с пением нужно обращаться к неврологу?»

Она упоминает Ланга, но не по имени, а по его внезапному уходу из её творческого процесса. «Я всегда пишу, но напишу ли я качественные песни? Буду ли я объективной спустя такое количество времени и после того, как мой долговременный партнёр внезапно… - она делает паузу. – Теперь я одна, как автор и артист, без того продюсера. Так что я решила: "Ладно, чем самостоятельнее я могу быть, тем лучше", и я обязала себя написать весь альбом самостоятельно».

51-летняя Твейн одета в спокойном стиле – кремовый топ и джинсы. Её лицо стало немного полнее, но её способность смеяться над собой сделала её красоту более естественной. «Я выжила, скажем так», – говорит она, громко смеясь. Ты нашла хорошее в плохом, полагаю я. «Но это получается не всегда, должна признать», – говорит она, используя первый сингл в качестве примера.

«Первая строчка “Life’s About To Get Good” - "Я была не просто сломлена, я была разрушена". Будто всё не просто дерьмовенько, а совсем дерьмово! Хуже уже не будет. Но, если я буду бороться, осознавая это, это состояние затянется, и я не смогу перелистнуть страницу. Лучше иногда сосредоточиться на боли, иначе придётся перечитать её пять раз, прежде чем информация усвоится».

Новый альбом представляет собой мощно звучащую вкусняшку, какими Твейн и сделала себе имя, набитую непреодолимыми хуками и неистово ловкой игрой слов. При первом прослушивании кажется, что он спродюсирован так сладко, что вот-вот случится передозировка, но в итоге её ранимость и позитивность заручаются поддержкой слушателей. Временами она ловит себя на жалости к самой себе, как в “Poor Me” («Бедная я это, бедная я то, почему я продолжаю копаться в прошлом? – поёт она. - До сих пор не верю, что он покинул меня, чтобы любить её»). Но чаще “Now” звучит так, будто кто-то собирает себя из кусочков. Другими словами, боже, она всё ещё чувствует себя женщиной.

«Больше веселья – это то, что нам надо!» – объявляет она в одной песне; «Я жива и, думаю, буду в порядке», – в другой. В “Light Of My Life” она прославляет свою новую любовь, «мой маленький кусок пирога», и Матт отправляется в конуру истории (игра слов, потому что значение слова “mutt” – собачонка, дворняжка, шавка; прим. переводчика).

Жизнь Твейн в швейцарском шато, которое она делила с Лангом, многим казалось сказочной идиллией. Даже сейчас, как она пишет в “Home Now”, «Я одна из тех счастливчиков, которые мечтают, не таясь, и всё сбывается». Но её новые песни все тяготеют к дополнительному свету или тени. «В моей жизни есть несколько идеальных и чудесных элементов, – говорит она, – но понимание и освещение паршивых придаёт больше значения тому, что я делаю».

Однако, когда я спрашиваю, о глубине её падений, она не упоминает о крахе своего брака. Вместо этого она начинает рассказывать о трудном детстве в Онтарио, сделавшем её обманчиво неунывающей. Её родители расстались, когда ей было два года, и с восьми лет она пела в ночных клубах, чтобы помогать семье сводить концы с концами до того, как её мать и отчим погибли в автомобильной аварии.

«Было не так уж много глубоких падений, – говорит она, – но, когда мне было 12 или 13, я сказала себе: "Это худший год в моей жизни. Я ненавижу свою жизнь". Ни выхода, ни решения – загнанная в угол. У нас как обычно были финансовые проблемы, но, наверное, в том возрасте это больше всего на меня давило. Мне было более стыдно, что у нас не хватало еды половину времени, и мы стирали свою одежду вручную. Типа: "Хватит уже, не можем мы просто купить стиральную машинку и сушилку?"

И отношения моих родителей были опять очень накалены, так что это был период неизбежности, в который я была недостаточно взрослой, чтобы жить своей жизнью. Я была в капкане своей дисфункциональной семьи. Следующее очень глубокое падение было, когда мои родители умерли. Последний раз, когда я вижу их живыми, мне 21 год, и снова то чувство совершенно неподконтрольно мне. Это состояние горя и беспомощности. И в следующий раз, когда это происходит со мной, я теряю голос».

Может, ключ к её нынешнему спокойствию в том, что, если ты можешь преодолеть опасную болезнь и потенциальную потерю своего средства к существованию, развод кажется не таким уж тяжёлым потрясением. В любом случае, Твейн видет только светлую сторону. Она даже уважительно относится к некогда подозрительным правящем кругам Нашвилла и является предметом выставки о её жизни и времени в Музее и Зале славы музыки кантри.

«Когда я впервые приехала в Нашвилл, я определённо была аутсайдером. И я даже не могу винить их за это. Я была канадкой, и я должна была приспособиться к здешней культуре. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак и принять тот факт, что не всем я буду нравиться.

Но моё детство подготовило меня к этому. Меня это не пугало. Это было будто: "Я переплыла половину реки, и есть только одно направление движения". У меня не было родителей, не было денег, не было семьи, способной помочь мне. Ничего, кроме моих братьев и сестры, зависящих от меня, надеющихся, что у меня получится. Если бы не получилось, то жизнь всех нас была бы дерьмовее».

Однако, перспективы нового успеха взвешены – он не будет измеряться в бриллиантовых сертификатах, и это е страшноо. «Люди приходят на мои концерты. Может, это всё, что имеет значение сейчас, и я добилась многого, просто давая концерты. Когда смотришь с другой стороны, это фантастика».

Статья из журнала “The Sunday Times”, 13 августа 2017 года

Оригинал: TheTimes.co.uk

Автор: Daniel Deslover

Переводчик: Carolina